Editorial

Земля кочевников

Такие дела, декабрь 2021

Каждый мой новый дом усаживается на предыдущий. Каждый новый город — тоже. Пока городов было пять, и я до сих пор иногда чувствую, идя по питерской улице: вот сверну тут и дальше пройду мимо Куйбышевской площади… Но ее тут нет. И станция метро «Выборгская» заменяется в голове «Войковской», и упрямо достраивается иной ландшафт, и из-под карты метро торчат для меня изнанкой другие города. Другие местности.

Я уже говорю «парадная», но до сих пор говорю «вверх» — так, как говорят только волжане, это значит «от реки». В Петербурге нет никакого верха и низа, тут каналы и ровно.

Города я считала, а квартиры нет, сбилась на третьем десятке.

Переезды внутри страны и внутри города теперь предпринимает огромное количество людей, при этом мигрантами с их специфическими проблемами они не считаются. Хотя проблемы огромны — меняя небольшой районный центр на большой город с возможностями, ты часто начинаешь жизнь с чистого листа. Это Хаул просто открывал двери своего замка в четыре разные точки мира, а мы, снимаясь с места, начинаем строить свой мир заново.

Три героини, два психолога; материал-исследование о том, как устроены люди, которые привыкли переезжать, и как помочь своей психике в частых переездах.


Мам, ты спишь?

Такие дела, октябрь 2021

Мама Наташа волнуется: «Давайте без личного, ладно? Про Аню только давайте. Аня у меня — ух!» Но без личного не получается.

«Я куда ни обращалась за помощью, мне все отвечали: да сдай ты ее в интернат, такую больную, положи к специально обученным людям — и все. Пусть они ей занимаются. Да сами себя вы сдайте, отвечаю! Наши дети — это люди, тоже люди. И они не виноваты! Да кто угодно может вот так инвалидом остаться, едешь за рулем, авария — и все», — говорит Наташа про свою 33-летнюю дочь. 

И тут же вспоминает потрясшее: «Помню, как пришла в центр «Перспективы» на собрание о том, как наши дети будут жить после нас. И педагог говорил с восторгом о каждом из детей. О каждом! Нам сказали, кому интересно, можно подойти после собрания, поговорить лично. Я подошла. Решила, что уж тут-то будут ругать. Но нет! Извините, я просто была в шоке. Он не сказал ни слова плохого ни про одного занимающегося. Только хорошее. Тут видят в наших детях просто людей.


Очень хочется домой

Такие дела, сентябрь 2021

Все началось со сна. Нет, серьезно. Настя говорит об этом смущенно — мол, как-то это по-дурацки получилось. Она, тогда первокурсница в Ханты-Мансийске, увидела сон, что какая-то девушка умерла на кровати ее общажной комнаты. От этого сна Настя, рациональная и совсем не склонная к мистицизму, проснулась в слезах. И решила пройти обследование. 

Просто на всякий случай.


Специальный номер «Домашнего очага» посвящён жительницам регионов России, которые делают очень вдохновляющие вещи: занимаются профилактикой насилия и сохранением памяти о землячках, помогают людям с ВИЧ и аутизмом, возрождают ремёсла, восстанавливают старинные дома, становятся депутатами и инспекторами заповедников. 

Собака спасла Марию Малвинскую от одиночества в сложный период — и вдохновила на проект по быстрому поиску выгульщика.


Специальный номер «Домашнего очага» посвящён жительницам регионов России, которые делают очень вдохновляющие вещи: занимаются профилактикой насилия и сохранением памяти о землячках, восстанавливают старинные дома, возрождают ремёсла, помогают людям с ВИЧ и с аутизмом, становятся депутатами и инспекторами заповедников. 

Во время локдауна семья Александры Постоваловой купила усадьбу и развивает её как пространство для дистанционной работы.



Мамина радость 

Такие дела, май 2021

«Да какие там проблемы могут быть, отвечала Марина друзьям. Мы ведь берем детей из детского дома в хорошую жизнь, они ж большие уже, им скажешь, они слушаются. Разве не так? Не так. Марина смеется теперь: ну, я быстро поняла, как ошибалась».

О том, как живет приемная семья и о том, почему помощь после детского дома только начинается — а вовсе не заканчивается с переходом в семью.


Заводной дракончик

Такие дела, декабрь 2020

Ваня лежит с бабушкой в хосписе по плановому режиму — простая проверка организма, которую нужно устраивать раз в год, чтобы не было ухудшений, поясняет его бабушка Наталья. До восемнадцати лет — детский хоспис в Павловске, а потом полная неизвестность, но вроде как строят взрослый хоспис недалеко — в Пушкине.

Будут ли улучшения, я не спрашиваю.

Ваня взял с собой любимого динозавра. Его руки работают плохо, и бабушка играет с ним вместе. И рисует вместе — рука в руке.
Лежать тут три недели — хватит времени на все игры. «Да что вы, это не мучение, это такой выдох, — убеждает Наталья. — Передышка. Курорт».

Наталья не плачется.


Лиза и ее любимый хлеб

Такие дела, октябрь 2020

Дома Ника усаживает детей — кого за уроки, кого руки мыть и форму складывать (сперва Лиза против, но поддается уговорам), наливает им суп. Суп в каждом доме особый, свой. В этом — с чечевицей. 

Потом укладывает детей спать и садится за работу, а уже в пять утра — подъем и часовая пробежка (еще со времен, когда они бегали вдвоем с мужем). До семи утра — золотое время, когда можно посидеть в тишине. Как только раздаются детские голоса — понеслось: завтрак, в школу, на маршрутке до метро, на работу в центр. За руль она сесть не решается после аварии мужа: если и с ней что-то случится, дети куда?


Люська старается

Такие дела, июль 2020

Люся живет дома с сентября. Одиннадцать месяцев всего. У нас адаптация, говорит ее мама Татьяна с гордостью, сегодня вот очередное показательное выступление было. И я понимаю эту гордость! Показательные выступления — это когда ребенок расслабляется. Да, ничего хорошего в этот период не жди. Но как прирасти, если не пройти его, не проверить: точно ли доверять можно? К тому же если тебя столько раз предавали?

Люське нужна была семья не потом, не когда-то в лучшее время, не когда она станет приличней себя вести. Не когда кризис пройдет, не когда все наладится, а сейчас.


Полгода у всех на виду

Такие дела, июнь 2020

Почему я вообще там оказалась? Да все просто: квартиру, которую я снимала вместе с соседом, продали, сосед быстро обосновался со своей невестой в съемной однушке, а я искала, куда бы деться мне. И раз за разом натыкалась на несусветное: блохи, прыгающие по полу, соседи-алкоголики, странные вопросы, ужасные места…

Какое-то время я жила у подруги, мои вещи в сумках заполонили ее коридор, в комнате мяукала моя кошка. Каждый день я ходила на просмотры, все больше теряя надежду, — почему-то никак не удавалось найти место, где мне просто не было бы страшно. Квартиру мой бюджет не тянул. Месяц прошел в неприкаянности, и поэтому, наверное, я уже была готова к опыту, который случился позже.

Это было простое объявление в сети. «Требуется администратор в хостел, работа „волонтерская“: предоставляется проживание в уютнейшем месте за ненапряжную работу, буквально час-два, сможете совмещать со всеми своими делами, чудесный коллектив, работа мечты, приходите, ждем только вас!»


Их «Россия будущего» 

Такие дела, июнь 2020

Разжигание ненависти на уголовную статью, оперирование стереотипами, обман — как колумнистка, приемная мама и ЛГБТ-персона рассказываю, что не так с роликом медиагруппы «Патриот» о поправках к Конституции. 

(примерно всё)


Однажды Наталья заскучала. Работала на предприятии в лаборатории, руководила одиннадцатью людьми, доучивалась в Технологическом университете. Пашке, кровному сыну, сравнялось тогда шесть лет. «Так уж я устроена, — говорит Наталья, — вызова мне не хватает. Тесно мне стало».

Может, говорит мужу Анатолию, второго уже родим?

Забеременела. Радости было! Но — внематочная. В больнице врачи спасали, живот, говорят, полный крови был. Вытащили с того света.

Наталью пришла знакомая навестить, медсестра из хирургии, и обронила между делом: «У нас девочка лежит, отказная малышка… Недоношенная, всего 800 грамм, а хорошенькая такая!»

Наталья пришла, едва выписалась. Живот весь в швах еще, располосован, наклоняться над кроваткой больно. А в кроватке лежит такая крохотная куколка… Наталья решила: ее дочка. Заберет.


Мама-карма

Такие дела, март 2020

«Меня мамой все называют, — говорит Ольга, мать восьмерых детей. — Даже на отдыхе в отеле — все вокруг!»

Никого из своих она не рожала, но все они, конечно, самые родные. Началось все в Ольгины двадцать шесть. Вышла замуж третьего сентября, а в октябре сделали резекцию яичников: экстренно (перитонит) оперировали в сельской больнице, и хирург перестраховалась, удалила все, что показалось сомнительным. Ни у Ольги, ни у ее мужа Сергея детей не было. И муж на восемнадцать лет старше… 

Год сомнений — и Романовы решили принять ребенка в семью.


Влад и рак

Такие дела, февраль 2020

«Сперва Владу меняют капельницу. А потом появляется сообщение: ‚Мы готовы! Влад в норме, красиво причесался».

И я готова к этой видеовстрече, хоть и не так, может, хорошо причесана. Влад меня помнит, а я его. Мы общались два года назад — вот для этого текста.

Тогда Влад только осваивался в тренировочной квартире проекта ‚Антон тут рядом‘, учился самым простым вещам: ходить в магазин, мыть пол, варить кашу, искал постоянную работу, строил отношения с девушкой. А сейчас он, бледный и с перевязкой на груди, смотрит на меня в экран из дрезденской больницы.

У него все получилось — и работа, и жизнь, самая обыкновенная. А потом вмешался рак.


Доктор, где вы? 

Такие дела, ноябрь 2019

О том, как учат онкологов и почему этика в этой профессии жизненно — или смертельно — важна.

«Я этого не понимаю», — говорит человек в больничном коридоре.

Человек сидит на скамеечке, в руках — папки с направлениями, анализами, много бумаг. 
Человек нервничает.
Здесь, под дверью ординаторской, с человеком говорят сразу трое: все они врачи, и после этой реплики вежливо, по очереди и очень терпеливо рассказывают, что еще можно сделать в его ситуации.

«Не понимаю», — повторяет пациент, мотает головой и прижимает папку к груди.

Один из докторов спокойно начинает объяснять снова.


Ирина рассказывает о том, что было дома, как будто оправдываясь. Психотерапевтам отлично знакомы такие обороты: «Он ведь не бил, но…», «Он бил, но не убил же…», «Наверное, я сама виновата…» 

Сейчас Ирина уже точно знает, что она не виновата ни в чем: ни в том, что вышла замуж, ни в том, что не стала терпеть плохое отношение.

Но уехать по-человечески не вышло, однажды муж ее просто выгнал. Показал переписку с любовницей, вот, мол, люблю ее, а ты мешаешься. Дал три дня и сказал: «Ты уходишь, ребенок остается со мной».


Директор Центра лечебной педагогики «Особое детство», логопед-дефектолог, Анна Львовна Битова — наверное, одна из самых известных специалистов в стране, работающих с детьми. 

Мы поговорили с ней о том, почему у детей сейчас так много сложных диагнозов, о реабилитации через боль, о том, как находить грань между детоцентризмом и умением быть на стороне ребенка — и о том, как сражаться за наших детей с государством, потому что это, увы, иногда приходится делать.


Нельзя же бросать человека

Такие дела, апрель 2019

Решили ехать в Питер вместе с товарищем. «В первый же день товарищ выпил лишнего, и больше я его не видел», — говорит Андрей. 

— У него, значит, не было проблем вас бросить, — говорю я, фраза падает между нами на столик с бумагами, и я себя за нее сразу же сильно корю.

Человек не должен заслуживать право на помощь, вот и все. Любой человек, даже если он в чем-то наивен, даже если он непохож на нас.


Интервью с Анастасией Изюмской о том, то, как мамство превращается в суперквест в том числе и благодаря людям вокруг — которые могут одним словом помочь, а могут и размазать.

«Мне кажется, тут есть два источника. Источник номер один — кто-то недавно писал очень хорошую заметку: в чем разница между профессиональной самореализацией и карьерой матери? Если ты хороший профессионал и использовал свои компетенции, навыки, потратил время и силы — то скорее всего, будешь доволен результатом, что-то точно улучшилось благодаря тебе.

Материнство же — бесконечный повод для фрустрации. Что бы ты ни сделал, насколько бы ни был хорош, насколько бы ни был компетентен!» 


Осколки 

Такие дела, апрель 2019

«Мне двадцать с чем-то. Моя самая первая психотерапевтка говорит: „Знаете, вы рассказываете такие вещи с таким спокойным лицом, что вам невозможно поверить“.

Я пришла к ней с запросом „что-то я опаздываю постоянно, не чувствую время, знаете“. За неделю до того, как я наконец решилась назначить визит, я в очередной раз почувствовала острое желание выкинуть свое идиотское тело с балкона и закончить на этом. Вытереть это с лица земли.

„Это“ — это я про себя.

Мне тридцать семь, я читаю комментарии и обсуждения о том самом фильме „Покидая Неверленд“ и хочу, чтобы меня просто не было. За плечами много лет терапии, и она продолжается. Я формулирую ответ на вопрос: „Что с вами случилось в эти две недели?“ — „Обострение“.

Той самой болезни, которая со мной навсегда. Как и с каждым, кто пережил в детстве сексуальный абьюз».

Самая личная и честная колонка, которую я когда-либо писала. О том, на что влияет произошедшее в детстве насилие — и как оно длится годами внутри человека.


Как выбрать своего фотографа, что на самом деле прячется за желанием сказать своему ребенку «ну-ка сделай нормальное лицо», почему старенький чайник может стать порталом во времени — рассказывает профессиональный семейный фотограф.

А заодно о том, как простые ежедневные съемки помогают научиться принимать себя целиком. И с темными сторонами, и светлыми.


Пока что они — как на ладони у всего взрослого близкого мира, помнящего их «вооот такусеньким». И, конечно же, это давит. И может быть, именно родителям в какой-то момент приходит пора отвернуться и не пригвождать ребенка своим внимательным взглядом к единственно приемлемому образу «приличной девочки». Что означает, возможно, и расфрендиться в соцсетях. 

Да, запросто может случиться так: то, что вы увидите в его соцсети — вам не понравится. Но это право взрослеющего человека — на эпатаж. На вышагивание из рамок. На свободу и на самоопределение. Без оглядки, понравится ли это соседке, тетке и первой учительнице.
И маме, да.


Нет детей — нет проблемы 

Такие дела, март 2019

— Ого, здоровый какой. Этого только по отчеству. Как его?

Захожу в квартиру и столбенею под внимательным взглядом огромного пса. Бронислав Кузькович, смеется Светлана Николаевна. И говорит сразу же, не переводя дыхания: я не могу, просто не могу уже. Дети уже дома, мы-то за них выдохнули, но я больше просто не могу держаться.

Светлане Николаевне Уткиной только что отдали под опеку ее собственных внуков. Детей Олеси Уткиной, двухлетнего Кирилла и пятилетнюю Дашу, забрали из дома 14 января — и они смогли вернуться только два месяца спустя».

О том, как один и тот же механизм опеки позволяет в считаные дни забрать у матери детей и не замечать «проблемной» семьи до ее исчезновения.


Несколько очень честных ответов психолога фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» на очень важные вопросы: когда помогать сохранить семью стоит, а когда — нет, и какие тут критерии? Как происходит действительно помогающая работа с семьей? Почему помощь может быть долгой? Почему опека бывает за изъятие детей, а фонды — нет? 

И, главное, почему мы все как-то сами справляемся, а им видите ли поддержка нужна. 


История о том, как посреди Петербурга девушку приковал к себе наручниками и бил бывший муж — а она все равно забрала из полиции свое заявление на него. И о том, почему это не удивительно.


Колоночка честности и грусти о том, что мы на самом деле празднуем в марте.

«Я иногда понимаю, что смотрю на все это глазами инопланетянки. Такой тест. Вот вы приземлились, вот познакомились с местными обычаями, вот узнали, что половина существ делает работу, приходит в свое жилище и принимается за вторую работу для других существ, больших и маленьких.

А потом встает пораньше, чтобы привести себя в порядок, уложить отростки, напомадить выпуклости и выглядеть «прилично». Приходит на работу, где в праздник борьбы за женские права ее поздравляют и желают украшать коллектив. И тут мой инопланетянский мозг делает «что?»


Надежда возвращается

Такие дела, март 2019

Первые полгода после смерти Олега Надежда не помнит. Как-то ела, как-то жила. После похорон, после следствия из дома не выходила. Не могла. Отводила младшую в школу, как робот, а потом возвращалась и просто сидела. Сдала в ломбард все, что было, кормила на это детей.

Не читала, не смотрела телевизор, не делала ничего. Спала подолгу, и сон смыкался над головой, как вода. Иногда во сне приходил Олег.

Как жить, когда твоя жизнь кончается в одну ночь — и откуда брать дальше силы.


В сытое, мирное время женщины продолжают жить на невидимой кровавой войне с собственным телом.

У упомянутой Светланы Алексиевич в книге «У войны не женское лицо» об этом есть тоже: женщины воевали наравне с мужчинами, но в худших условиях. Какие прокладки? Ничего не знаем! Ходили в засохшей крови, отрывали лоскутки у того, что удавалось найти, стирали их, стыдясь, прячась, позорно было.

Позорно — будто это можно контролировать. И вся идея тела, вышедшего из-под контроля, порождает страх и возмущение. И кажется, он во многих есть до сих пор.



Интервью про макияж не для совести, а для радости, про любовь ко всему живому и даже к мемориальным табличкам и про то, как двумя линиями на веках показать самурайскую уверенность и захватить внимание школьников на экскурсии.


Время линьки: 

как пережить весну

Домашний очаг, февраль 2019

Сил нет. Ну вот просто нет, выходного дождался и лежу целый день. И ведь вроде бы все хорошо, и настроение у меня отличное, и вообще же — весна! А я тухну». 

Это говорят мне знакомые, пишут в сетях не очень знакомые, чувствую я сама. 

И я вдруг понимаю: слушайте, весна — это социальный конструкт.


Темное облако

Такие дела, февраль 2019

Простые вещи, вываливающиеся за пределы текста. Как Лариса машет руками: «Да ну что вы такое говорите „красивый маникюр“, да ничего особенного совсем, перестаньте», как рассказывает мне, что утром выщипывала брови для нашей же съемки, одну выщипала, а одну не успела доделать.

Живая Лариса с темным облаком в легких, с упрямством и поиском лучшего, с отказом сдаваться. С выбранным подходом верить в себя как в сильную. С ее желанием дожить до лета и отправиться в Эрмитаж.


Почему родителям важно не ограничивать себя в радостях, как походы и квесты помогают наладить привязанность, чем опасна привычка во всем контролировать детей и как понять, что тебе нужна помощь — в интервью с психологом Еленой Мачинской, мамой четверых детей, трое из которых пришли в семью уже подростками.


Колонка о том, как наше желание безопасности внешне смыкается с патриархальным желанием нас ограничивать. 


Я читаю ленту, как будто слушаю многоголосый хор. Хор громкий. От создателей рекламы — что вообще-то это был посыл про всеобщее сексуальное удовольствие, что вы прицепились. От женщин — фу, грубо, глупо, хабалисто, прекратите указывать мне, где и как сидеть. От мужчин — это что за страшные бабы, это что за маркетологический непрофессионализм, это что за незнакомые сексуальные практики, она унизить меня хочет, что ли?

И практически от всех — что это плохой феминизм, неправильный, что не за то надо бороться и не так.

Я читаю — и при этом у меня крутится в голове миллион шуточек на эту тему. Вышла баба на крыльцо, пересела на лицо, встаньте и сядьте как положено, бывает стендап, а бывает ситдаун, и так далее, и так далее…

И знаете что? Именно в этом освобождающем хохоте все и дело. При этом такой эффект, вполне возможно, и не задумывали — но он получился.


Зачем нужна психотерапия

Домашний очаг, январь 2019

Вот пойду, защитные покровы сниму, а что от меня останется? И чего с обидами носиться, давно пора забыть и отпустить. Мне что, делать что ли нечего, о себе разговаривать? Это все не настоящее, это за деньги. И вообще я человек умный, я о себе сам все знаю и книжки по психологии и так почитать могу.

Мифов и опасений вокруг психотерапевтического консультирования было и остается очень много. Я собрала самые часто встречающиеся аргументы против — и ответила на них. На основе опыта своей терапии и множества разговоров с практикующими психологами.


Казалось бы — ребенок и ребенок. Зачем строить кучу сложностей? Но так случилось, что норм по поводу приемного родительства у нас в обществе как-то и нет. Принято или говорить «герои», или игнорировать историю появления детей в семье — мол, ребенок и ребенок, как все. Так как усыновление долго делали скрытым и соблюдали тайну, то никто в окружении обычно не знал, чем вызваны особенности поведения, и как стоит себя вести, чтобы ребенку и его родителям было легче. А между тем такие советы есть, и они могут помочь!

Я спросила приемных родителей, что им больше всего мешало в первое время ребенка дома, а что помогало. И вместе с ними постаралась составить памятку, которая объясняет все те вещи, которые обычно у мамы, занятой адаптацией, объяснить не получается.

Мануал по тому, как не напортачить и не причинить случайно вреда — с советами от самих приемных родителей и психолога в теме усыновления.


«Я снесла фейсбук».
«Я больше не читаю ленту».
«Я пользуюсь только мессенджером, что поделать, пока что он нужен».

Это я слышу со всех сторон от знакомых. Кажется, нас всех здорово достали социальные сети. Сначала новыми принципами потоковой ленты было убито само понятие ленты как личной книжечки, в которую ваши друзья и знакомые пишут свои ценные мысли и истории, а вы читаете в свободное время. Теперь это живой и постоянно меняющийся поток, в котором можно барахтаться часами. И да, там всегда есть чем заняться и что выхватить — проблема в другом.

Как в квартирах мы приходим к минимализму и оставляем для жизни «немного воздуха», как стараемся избегать часа пик в транспорте, уставая от обилия людей — так и в сети явно настает момент, когда имеет смысл следить за снижением информационной нагрузки. Просто потому, что такое количество информации, которое летит сейчас в лицо человеку, наш мозг переработать просто не в состоянии.

И нам придется переизобретать способы обращаться с ним. Лично мне это кажется чем-то сродни интуитивному питанию.


Бездомный диджей

Такие дела, январь 2019

Рядом с миром магазинов, елок, сувениров, площади с транспортной развязкой, кафешками и суетой я нахожу палатку Мальтийской службы помощи — она возле железной дороги, за шлагбаумом. Я раздвигаю мягкие двери — и ныряю в темноту.

Под длинным брезентом тянутся рядами кровати. Печка посредине греет темный воздух. И запах стоит совсем особенный.

Мы в мобильном приюте, двухъярусные койки в два ряда, огромная палатка, как у военных. Койки обжиты, как домики: у кого книга, у кого какие другие нехитрые вещи. На койках, сверху и снизу, лежат люди. Бездомные. Вдоль коек идут врачи, осматривают, переговариваются.

Мы сидим друг напротив друга, журналистка и бывший клубный диджей, мало чем друг от друга отличаясь. Только обстоятельствами. И человек, который вел восемь лет программу на радио, который диджеил в клубах, никакого не иного социального слоя человек, говорит: «И тогда у меня не стало работы, со съемной квартиры, конечно, надо было уходить, ну и я жил две недели на лестнице».

Я проваливаюсь куда-то далеко-далеко. В диккенсовские истории, в детский ужас завалиться за подкладку жизни, не справиться.

Я считаю свои шансы.


2016-й мы должны были встречать в приюте.

К тому времени вовсю уже шло оформление опеки, но документы на то, чтобы мне наконец стать приемной мамой, а дочке уехать со мной домой — до каникул доделать не успевали. Ну, а я совершенно точно не хотела ее там оставлять.

Давно был оформлен гостевой. Это означало, что я могу забирать дочь на выходные и праздники. Получить гостевое разрешение нетрудно, это делается в опеке (паспорт, справка о несудимости, обследование жилья). Но каждый «выход на волю» по гостевому — это целиком и полностью самоуправление детского дома или приюта. В любой момент они могут отказать — «нецелесообразно».

Этим нам угрожали регулярно весь год общения. Любое ценное, что появляется у ребенка в системе — это ведь рычаг давления, способ манипуляции. Вот и возможность уходить на выходные стала отличным крючком, чтобы прессовать. Больше всего в приюте надеялись, что я устану и отступлюсь. Или что отступится детка — ее старались побольше запугивать, нажимать на все ее страхи: берут ради денег! берут ради разврата! берут ради работы! берут ради, да не знаю чего, сумасшедшая она, кто тебя, такую большую, кроме сумасшедшей возьмет! Все это — чтоб она отказалась уже от меня, настырной, сама. Ведь если ребенок старше десяти лет, он должен писать согласие на приемного родителя.

Вот и в этот раз. Директриса говорила мне уклончиво — а как мы можем знать, что она с вами не напьется! Да легко можем знать, недоуменно говорила я, я же за это отвечаю. Нет, ну допустим, а вот если я ее отпущу, то другие тоже захотят! Нет уж! Мы всем приютом будем праздновать тут, вот хотите — сами приходите. Звучало это коронным аргументом, по голосу помню. Мол, ну кто же попрется праздновать в учреждение, сидеть за казенным столом, слушать казенные речи.

О! Конечно, приду, сказала я. Спасибо. На всю ночь. Директриса оторопела. Но у нас тут не будет алкоголя, и вообще… Голос был очень удивленным. А я — довольной. Приду, еще бы!


Репортаж о выставке коллажей, получившихся в результате работы в терапии клиенток Кризисного центра для женщин, интервью с арт-терапевткой, личный опыт работы с коллажем — все сразу.

Я прикидываю вопросы: сколько длится эта работа? она происходит за один раз? почему помогает такое вроде бы простое действие — складывать из чужих слов и картинок что-то свое?

На следующий день я получаю шанс узнать, как это работает, на себе.


Мы, и мальчики, и девочки, растем в окружении мифов про мужское и женское. Неуверенное, слабое, глуповатое, доброе, эмоциональное — женское. Четкое, спокойное, ловкое, разумное — мужское. 

И если применительно к какому-то конкретному человеку еще удается отряхнуть с себя это наследие и увидеть, что эти качества проявляются независимо от пола — то по отношению к группе пленочка, застилающая взгляд, остается. Ведь если слышать все это на протяжении всей жизни, причем от авторитетных фигур, то дальше пророчество становится самосбывающимся: мы сами делаем все, чтобы его подкрепить и поддерживать усвоенную нами концепцию мира.

Потому что разрушать эту концепцию, даже если она плоха, жмет и неудобна — очень больно.


Как действительно должна вводиться в школе форма и должна ли; проблема ли — цветные волосы учеников; бывают ли дети, которых «не заставить» учиться; какое самое главное умение стоит воспитывать в детях и надо ли готовить их к противостоянию с миром? 

Поговорили с Михаилом Мокринским обо всем этом — и о многом другом.


Такое ощущение, что чтобы сделать что-то — все равно что, от мытья полов до переезда в другой город — надо как минимум посвятить подготовке полгода жизни. По крайней мере, так сейчас считается правильным. Просмотреть семинары, прочитать отзывы, заручиться тремя независимыми экспертизами — и уж тогда приступать.

Мари Кондо учит раскладывать трусы по шкафам, Крыгина учит краситься, а уж списков и лекций о том, как правильно смотреть кино, изучать языки, заниматься спортом, готовить и даже есть — бесчисленное множество. И это похоже на всемирный свод правил «как жить и не облажаться».

Слой базы. Слой лака. Слой покрытия. Слой сушки. Через неделю — снять аккуратно, использовать специальную жидкость, принимать витамины. 
И тогда ваши ногти скажут вам спасибо.

Я читаю инструкции, сыплющиеся на нас отовсюду про каждую малюсенькую деталь жизни, и думаю: а когда и за что скажу спасибо я?


Все ли кризисные семьи надо поддерживать? Какая помощь полезна, а какая во вред? Почему им вообще помогают, я-то сам всего добился? Если мама не справляется — когда пора забирать из семьи ребенка? 

Благотворительный фонд «Теплый дом» поддерживает неблагополучные семьи в Петербурге уже очень давно, и мы поговорили о самых неудобных вопросах, возникающих в их работе.


О том, зачем в школе может быть нужно попрыгать и поваляться, о том, что дает инклюзия «обычному человеку» и при чем тут оказались депутаты «Единой России» — интервью с Екатериной Мень (Центр проблем аутизма) и Анной Сергеевой (фонд «Шаг навстречу»).


О феминитивах как способе противостояния гендерному насилию — бытовому, языковому, шуточному, пропитавшему общество целиком.


Колонка о вышедшем в прокат фильме «Временные трудности».

Чем на самом деле интересен этот фильм? Тем, как сквозь него проступает правда. Правда о нашей стране. Не самая радостная. Потому что снят он, намеренно или случайно, о великой национальной идее насилия.


Не просто формальность 

Домашний очаг, сентябрь 2018

Если поместить вас в не выбранной вами одежде в не выбранную вами группу людей, и заставить не менять позу в течение сорока пяти минут, а потом получать одергивания всю перемену — не кричи, веди себя потише — что вы почувствуете?

Я, например, почувствую, что я в тюрьме. 

И именно это и происходит с маленьким человеком. И что самое отвратительное — он привыкает считать это нормой. Так формируется бессилие. Ощущение «от меня ничего не зависит, я такой же как все, один из множества».

И это, кажется, и есть взятая на вооружение в российском образовании воспитательная практика.


— Мы же это учили, ну как же так? неужели ты не помнишь? — с отчаянием повторяет мама, а сын насупился в тетрадь и не поднимает глаз.

— Что с его поведением, ума не приложу. Вроде все хорошо было, к школе давно привык, — жалуется другая. 

Все потеряла за неделю — и форму, и сменку, и книги. Проспал, забыл, не успел, не смог. Пришел домой и лежит. Пришел домой и кричит. Неуправляемый. Не узнаю.

Каждый год в начале сентября происходит это, великое и беспощадное стирание ластиком всего, что было, казалось бы, наработано и закреплено.
Но нет — ребенок будто опускается на пару ступенек ниже, на пару возрастных кризисов раньше. И выглядит это правда как стирание.

И это нормально.


Сожженные 

Такие дела, июль 2018

Лопец — маленькая, всего 14 домов, деревенька Волосовского района Ленобласти. Все, кто живут здесь, знают друг друга уже много лет. Двадцать восемь лет, если быть точной. Участки земли тут по дешевке купили люди, работавшие на атомоходе. Тогда это было почти пустошью: брошенная деревня, которую когда-то давно сожгли немцы.

Я иду по деревне, и сквозь листву деревьев торчат обгоревшие печные трубы. Деревню эту год как сожгли снова. Из четырнадцати домов уцелели три.


Трое в лодке

Такие дела, июнь 2018

О том, что двое из трех детей Светланы могут никогда не вырасти. И о том, что их жизнь нельзя спасти — но можно улучшить.

«Я думала, какие-то дяди приедут строгие, с папочками… Боялась, что у меня не убрано».
С такими словами встречает нас Светлана. Вместе с мамой на пороге появляются трехлетняя Ульяна с куклой в обнимку и двухлетний Даня.

«Приполз, он все время так ползает, — говорит Светлана. — Интересно же, кто пришел!»

В комнате лежит Денис, второй из близнецов. Он кряхтит, поглядывая на нас внимательными глазами. Кто такие, что пришли? Светлана надевает ему фиксатор на ногу.

— Это для профилактики?
— Да, фиксирует суставы, чтобы не было контрактур.

Малыш кряхтит.

— Это больно, да?
— Нет, просто неприятно, не любит он, когда его трогают. Расстроился, да? Ну-ну, сейчас возьму тебя на ручки. Стесняется. Нет, тебя не будут сегодня трогать. Не будут. Это не врачи пришли. Ну что ты, малыш, ну что ты. Я же не плачу. А могла бы… иногда хочется. Ай, Даня, ну мне же больно! Даня!

Даня сидит на полу и шлепает маму веревочкой. Вставать он уже не может — только ползать. А Денис не мог с самого начала.


Обыкновенная жизнь

Такие дела, май 2018

В просторной квартире на Энгельса кипит чайник. Влад делает мне чай, раскладывает на блюдечке печенье. Приглашает сесть. Я осматриваюсь. На кухне ко всем шкафчикам приклеены надписи: «для посуды», «крупы», «масло», «мусорное ведро». Над краном наклейки — «горячая» и «холодная». На стене висит расписание. «Завтрак», «занятия»…

— А что это, Влад?

— Сейчас я объясню. Это общее расписание. В понедельник мы… Ой, мне удобнее сказать с субботы. В общем, проживаем мы всю неделю, начиная с понедельника… ой, ну можно с понедельника. Мы приезжаем вечером в квартиру с тьютором, ужинаем, досуг.

Мы в «Тренировочной квартире» центра «Антон тут рядом», где совершеннолетние люди с особенностями развития учатся самым простым вещам. Кто-то впервые в жизни готовит себе завтрак, кто-то с удивлением обнаруживает, что у него есть теперь своя зона ответственности и никто не сделает часть работы за него. А из ответственности растет умение справляться с жизнью. С самой простой, обычной жизнью, которую подопечные центра осваивают уже взрослыми.


Маринин мир 

Такие дела, апрель 2018

О лошадях и людях — о воспитании, о силе и о вольной свободе быть тем, кем хочется.

«Недалеко от Питера есть волшебный мир с лошадьми, собаками, детьми, взрослыми, спектаклями, лесными прогулками, свободой и вольным духом детства и радости».


Нитка в лабиринте 

Такие дела, февраль 2018

О том, как помогать подростку, если помочь ему больше некому.

«У службы психологического онлайн-консультирования детей и подростков «Твоя территория» есть правило: сотрудники должны быть анонимными. Это понятное правило — если работаешь в сети, то важность соблюдения четких границ в этой же самой сети повышается во много раз. Эффект попутчика, человека без лица, которому можно выговориться и получить помощь важнее открытости нашего героя. 

Поэтому здесь не будет ни имени, ни портрета с лицом. Такая специфика».


Дары волхвов 

Такие дела, декабрь 2017


Несчастного ребенка немедленно хочется чем-нибудь утешить, вытереть слезы, купить конфет, устроить праздник. Если это чужой ребенок, то наша доброта может обернуться отеком Квинке для аллергика, скачком сахара — для диабетика, травмой от громкого веселья — для ребенка с РАС.

Социальные последствия подарка ребенку-сироте от чужого взрослого не так очевидны. Но при этом они разрушительны ничуть не меньше.

Три истории о том, что и почему происходит с детьми в детском доме от череды праздников и подарков от волонтеров. 


Территория доверия 

Такие дела, ноябрь 2017

Чат для подростков «Твоя территория» работает уже четвертый год. «Да кому это нужно?», «В сети терапия не работает», «Все это просто болтовня и никакой реальной помощи», «Психолог не знает наши семейные ценности — еще начнет воспитывать ребенка на свой лад», «Мы и так все дома обсуждаем»… 

Собрала вопросы родителей про психологическую помощь подросткам в интернете, а консультанты проекта ответили на них.


Танец на цыпочках

Такие дела, октябрь 2017

Программа «Родительская опека», предлагающая слать оповещения родителям, если подросток замечен по «страшным» тегам, предполагает, что так семья будет в безопасности: папа и мама вовремя узнают, что с ребенком пора провести беседу, вмешаться, устроить разбор полетов или изолировать от «нежелательных элементов».

Сеть раскололась на «за» и «против»: родители, выбирающие этичность, спорят с теми, кто выбирает проверку. На практике же достаточно вспомнить азы подростковой психологии, чтобы понимать, что программа эта — огромная манипуляция.


Интервью с подростками о любимых книгах, о дедушкиных трудностях, о советах для мамы и о бунте против книг для девочек.


Мост между тьмой и светом 

Такие дела, март 2017

«Вчера у нас как раз была смерть, в пятницу будет утрата…» Марина Юрьевна Левина, директор благотворительного фонда «Родительский мост», рассказывает про учебный план школы приемных родителей. Здесь учат всерьез.

«Вот, видите, это жизненный путь. Здесь все ровно. Корабль, еще корабль, лодка и ребенок. А здесь нужно еще поработать… Разрывы. Большие разрывы».

Что происходит, я знаю. Я была учеником школы приемных родителей, другой школы, но это неважно. Я знаю, как это работает. И знаю, зачем.


Школа пилигрима

Такие дела, октябрь 2016

Они «малолетние преступники». Еще ярлыки — уголовник, гопник, отбросы, ничего хорошего не вырастет, загубленная жизнь. И еще — «сами виноваты», «никто не заставлял», «да у нормальных детей всего этого нет, а вы с ними цацкаетесь». 

И что же, утопить их как котят? Тут не топят. Тут помогают выплыть.


EN
RU